- В основном всем всё...
- По фигу?
- В основном всем всё буднично.
- По фигу?
- В основном всем всё буднично.
четверг, 19 января 2012
Иногда мы возвращаемся.
Вроде бы, никуда и не уходили, просто жизнь так сложилась, просто судьба раскидала по разным углам, просто не находилось времени, просто не было сил, просто работа на плечи навалилась, скотина, просто, просто, черт, как же все просто!
Спохватываемся, в круговерти дней потерявшиеся; наталкиваемся на старые, пылью покрытые безделушки (это же сердце! То, конфетное сердце, которое отдала Марселла!), и звоним, будто не было ничего между. Смеемся, встречаемся, держимся за руки — если еще допускаем прикосновения чьи-либо, — говорим, друг друга перебивая, взахлеб, оставляя в паузах больше, чем успеваем сказать — чтобы чуть позже опять разойтись. Разойтись, потеряться, заблудиться, завихриться в течении времени, запутавшись в старых календарях, из памяти выкинуть еле-еле слышное: "Ну, ты звони".
Так и живем день ото дня, год от года, ходим дорогами разными (где бы их взять, одинаковые?), разные книги читаем, смотрим разные фильмы, разговоры ведем — хоть бы раз заговорить об одном и том же! — разных людей любим, разное небо за окном видим, почти забываем друг друга — не потому что, а просто.
И так день ото дня уходим мы друг от друга, сами о том не зная.
Но иногда — реже, чем надо, но чаще гораздо, чем это могло бы — мы возвращаемся.
Вроде бы, никуда и не уходили, просто жизнь так сложилась, просто судьба раскидала по разным углам, просто не находилось времени, просто не было сил, просто работа на плечи навалилась, скотина, просто, просто, черт, как же все просто!
Спохватываемся, в круговерти дней потерявшиеся; наталкиваемся на старые, пылью покрытые безделушки (это же сердце! То, конфетное сердце, которое отдала Марселла!), и звоним, будто не было ничего между. Смеемся, встречаемся, держимся за руки — если еще допускаем прикосновения чьи-либо, — говорим, друг друга перебивая, взахлеб, оставляя в паузах больше, чем успеваем сказать — чтобы чуть позже опять разойтись. Разойтись, потеряться, заблудиться, завихриться в течении времени, запутавшись в старых календарях, из памяти выкинуть еле-еле слышное: "Ну, ты звони".
Так и живем день ото дня, год от года, ходим дорогами разными (где бы их взять, одинаковые?), разные книги читаем, смотрим разные фильмы, разговоры ведем — хоть бы раз заговорить об одном и том же! — разных людей любим, разное небо за окном видим, почти забываем друг друга — не потому что, а просто.
И так день ото дня уходим мы друг от друга, сами о том не зная.
Но иногда — реже, чем надо, но чаще гораздо, чем это могло бы — мы возвращаемся.
Я люблю наблюдать за людьми. Особенно, когда человек оказыввается в нетипичной ситуации.
Я люблю купить охапку цветов - и пойти по городу, раздаривая цветы прохожим. Просто так. Чтобы на миг увидеть в глазах одариваемого - испуг, нечаянную радость, удивление. "Это вам" - и уйти.
Многие не принимают цветы. Боятся. Страх отчетливо виден в глазах отказывающихся. Будто я не цветок протягиваю, а, как минимум, пачку взрывчатки, посыпанную сибирской язвой. Мне странно это.
Но это есть. Сколько нужно времени, чтобы подарить десяти "первым встречным" по цветку? Не меньше часа. Ибо времени на уговоры тратится много.
Это не странно. Просто мы разучились принимать маленькие нечаянные радости. Мы повзрослели, и не верим в чудеса. Мы ждем подлянки за каждым углом, расплаты за все, что происходит хорошего с нами, ибо хорошее не может быть просто так.
Может. Хотя бы раз в месяц я пытаюсь это доказать.
И быть может, за те десять лет, что я пытаюсь таким образом вернуть веру в маленькие чудеса, хоть с кем-то у меня получилось.
Я люблю купить охапку цветов - и пойти по городу, раздаривая цветы прохожим. Просто так. Чтобы на миг увидеть в глазах одариваемого - испуг, нечаянную радость, удивление. "Это вам" - и уйти.
Многие не принимают цветы. Боятся. Страх отчетливо виден в глазах отказывающихся. Будто я не цветок протягиваю, а, как минимум, пачку взрывчатки, посыпанную сибирской язвой. Мне странно это.
Но это есть. Сколько нужно времени, чтобы подарить десяти "первым встречным" по цветку? Не меньше часа. Ибо времени на уговоры тратится много.
Это не странно. Просто мы разучились принимать маленькие нечаянные радости. Мы повзрослели, и не верим в чудеса. Мы ждем подлянки за каждым углом, расплаты за все, что происходит хорошего с нами, ибо хорошее не может быть просто так.
Может. Хотя бы раз в месяц я пытаюсь это доказать.
И быть может, за те десять лет, что я пытаюсь таким образом вернуть веру в маленькие чудеса, хоть с кем-то у меня получилось.
четверг, 15 сентября 2011
Ничего нет хуже, чем когда твоя паранойя оказывается отменно работающей интуицией
понедельник, 12 сентября 2011
Джульетта двадцатого века – не та, о которой читали в детстве.
Ей уже скоро тридцать, четырнадцать кажутся сном.
Она за жизнь повидала множество радостей, сотни бедствий,
Она прожила все то, что хотела б прожить потом.
Она на полжизни старше, хотя не сказать, что мудрее.
Днем учит дочь читать, ночью кодит онлайн игру.
И подспудно мечтает сбежать – лишь бы позвал Ромео.
Он бы, может, позвал. Но побег ему ни к чему.
Она начинает утро с чашки крепкого черного кофе.
Говорят, кофе вреден для сердца. Она знает, что это фигня.
С утра она обещает никогда ни в кого не влюбляться (больше),
А потом как дура сидит, и ждет от Ромео звонка.
Ромео даже влюблен, но ему важнее карьера.
Выкроив время, зовет на балет – постановка Ролана Пети,
Та, где женщина – Смерть. Обязательно на премьеру.
Когда герой умирает, кричит: «Идиот». И добавляет: «Прости».
Он отвозит ее домой и отказывается от чая,
Говорит, что рано вставать. Как-нибудь в гости – да, через неделю-две.
Когда он уходит, она набирает сестру, говорит ей: «Я так скучаю.
Да, по нему! По нему… Ну что ты несешь? Я не люблю балет».
Ей уже скоро тридцать, четырнадцать кажутся сном.
Она за жизнь повидала множество радостей, сотни бедствий,
Она прожила все то, что хотела б прожить потом.
Она на полжизни старше, хотя не сказать, что мудрее.
Днем учит дочь читать, ночью кодит онлайн игру.
И подспудно мечтает сбежать – лишь бы позвал Ромео.
Он бы, может, позвал. Но побег ему ни к чему.
Она начинает утро с чашки крепкого черного кофе.
Говорят, кофе вреден для сердца. Она знает, что это фигня.
С утра она обещает никогда ни в кого не влюбляться (больше),
А потом как дура сидит, и ждет от Ромео звонка.
Ромео даже влюблен, но ему важнее карьера.
Выкроив время, зовет на балет – постановка Ролана Пети,
Та, где женщина – Смерть. Обязательно на премьеру.
Когда герой умирает, кричит: «Идиот». И добавляет: «Прости».
Он отвозит ее домой и отказывается от чая,
Говорит, что рано вставать. Как-нибудь в гости – да, через неделю-две.
Когда он уходит, она набирает сестру, говорит ей: «Я так скучаю.
Да, по нему! По нему… Ну что ты несешь? Я не люблю балет».
четверг, 08 сентября 2011
"Все больше убеждаюсь, что корень слова "влюбляться" не "люб", а "бля""
суббота, 20 августа 2011
Всем перешедшим на Темную Сторону. Мы говорили, что у нас есть печеньки, но никто не говорил, что вы их получите.
С уважением, Темная Сторона.
С уважением, Темная Сторона.
четверг, 18 августа 2011
Есть три типа мужчин:
1. Обнять и плакать
2. поймать и трахать
3. поржать и убежать
1. Обнять и плакать
2. поймать и трахать
3. поржать и убежать
пятница, 12 августа 2011
- А мы богаты душевно?
- Нет, мы богаты духовно, а душевно мы больны.
- Нет, мы богаты духовно, а душевно мы больны.
среда, 10 августа 2011
— Ты меня на обед очень ждешь? А то дождь...
— Я тебя вообще не жду. Тебя ждет еда.
— Я тебя вообще не жду. Тебя ждет еда.
воскресенье, 07 августа 2011
— Послушала альбом Кевина Костнера?
— Да. Очень понравилось. И знаешь, поет он лучше, чем играет в кино.
— Да. Очень понравилось. И знаешь, поет он лучше, чем играет в кино.
суббота, 06 августа 2011
— Я тебя не разбудил?
— А если разбудил, то извинишься и просто повесишь трубку, не объяснив, что тебе потребовалось от меня в полчетвертого утра?
— А если разбудил, то извинишься и просто повесишь трубку, не объяснив, что тебе потребовалось от меня в полчетвертого утра?
пятница, 05 августа 2011
— Ты не против, если вечером она тоже придет?
— Ни в коем случае. Ну в смысле, ни в коем случае не против.
— Ни в коем случае. Ну в смысле, ни в коем случае не против.
* * *
"Только ненавистью можно избавиться от любви,
только огнем и мечом."
(Дафна Дюморье)
Кое-что и теперь вспоминать не спешу
В основном, как легко догадаться, начало.
Но со временем, верно, пройдет. Заглушу
Это лучшее, как бы оно ни кричало:
Отойди. Приближаться опасно ко мне.
Это ненависть воет, обиды считая,
Это ненависть, ненависть, ненависть, не
Что иное: тупая, глухая, слепая.
Только ненависть может — права Дюморье
Разобраться с любовью по полной программе:
Лишь небритая злоба в нечистом белье,
В пустоте, моногамнее всех моногамий,
Всех друзей неподкупней, любимых верней,
Вся зациклена, собрана в точке прицела,
Неотрывно, всецело прикована к ней.
Получай, моя радость. Того ли хотела?
Дай мне все это выжечь, отправить на слом,
Отыскать червоточины, вызнать изъяны,
Обнаружить предвестия задним числом,
Вспомнить мелочи, что объявлялись незваны
и грозили подпортить блаженные дни.
Дай блаженные дни заслонить мелочами,
Чтоб забыть о блаженстве и помнить одни
Бесконечные пытки с чужими ключами,
Ожиданьем, разлукой, отменами встреч,
Запашком неизменных гостиничных комнат…
Я готов и гостиницу эту поджечь,
Потому что гостиница лишнее помнит.
Дай мне выжить. Не смей приближаться, пока
Не подернется пеплом последняя балка,
Не уляжется дым. Ни денька, ни звонка,
Ни тебя, ни себя — ничего мне не жалко.
Через год приходи повидаться со мной.
Так глядит на убийцу пустая глазница
Или в вымерший, выжженный город чумной
Входит путник, уже не боясь заразиться.
"Только ненавистью можно избавиться от любви,
только огнем и мечом."
(Дафна Дюморье)
Кое-что и теперь вспоминать не спешу
В основном, как легко догадаться, начало.
Но со временем, верно, пройдет. Заглушу
Это лучшее, как бы оно ни кричало:
Отойди. Приближаться опасно ко мне.
Это ненависть воет, обиды считая,
Это ненависть, ненависть, ненависть, не
Что иное: тупая, глухая, слепая.
Только ненависть может — права Дюморье
Разобраться с любовью по полной программе:
Лишь небритая злоба в нечистом белье,
В пустоте, моногамнее всех моногамий,
Всех друзей неподкупней, любимых верней,
Вся зациклена, собрана в точке прицела,
Неотрывно, всецело прикована к ней.
Получай, моя радость. Того ли хотела?
Дай мне все это выжечь, отправить на слом,
Отыскать червоточины, вызнать изъяны,
Обнаружить предвестия задним числом,
Вспомнить мелочи, что объявлялись незваны
и грозили подпортить блаженные дни.
Дай блаженные дни заслонить мелочами,
Чтоб забыть о блаженстве и помнить одни
Бесконечные пытки с чужими ключами,
Ожиданьем, разлукой, отменами встреч,
Запашком неизменных гостиничных комнат…
Я готов и гостиницу эту поджечь,
Потому что гостиница лишнее помнит.
Дай мне выжить. Не смей приближаться, пока
Не подернется пеплом последняя балка,
Не уляжется дым. Ни денька, ни звонка,
Ни тебя, ни себя — ничего мне не жалко.
Через год приходи повидаться со мной.
Так глядит на убийцу пустая глазница
Или в вымерший, выжженный город чумной
Входит путник, уже не боясь заразиться.
четверг, 04 августа 2011
— Знаешь, я вот съездила, отдохнула, мозг на место поставила...
— И что, ты теперь согласна с Андреем Болконским, что "нет, жизнь не кончена в тридцать один год!"?
— И что, ты теперь согласна с Андреем Болконским, что "нет, жизнь не кончена в тридцать один год!"?
Никогда не возвращайся на пепелище.
Не пытайся войти в утекшую воду снова.
Ты теперь здесь - прошлый. Ненужный. Лишний.
Смотрит новый хозяин презрительно и сурово,
Как ты, робко войдя под своды чужого дома,
По чужому скользящим хочешь нащупать взглядом
То, что было привычно, буднично и знакомо,
Те приметы, чья жизнь проходила с твоею рядом.
Не надейся. В жилье чужом на участке дымном
Меж живущими жизнью чужой проходя телами,
Ты не вспомнишь губ и волос с ароматом дынным -
Вспомнишь запах сгоревших писем и злое пламя.
Не мечтай у чужих дверей умереть в итоге,
Не ищи пятака в отсыревшей золе, как нищий.
Если дом сгорел - поджигай мосты и взрывай дороги.
Никогда не возвращайся на пепелище.
Никогда.
Не пытайся войти в утекшую воду снова.
Ты теперь здесь - прошлый. Ненужный. Лишний.
Смотрит новый хозяин презрительно и сурово,
Как ты, робко войдя под своды чужого дома,
По чужому скользящим хочешь нащупать взглядом
То, что было привычно, буднично и знакомо,
Те приметы, чья жизнь проходила с твоею рядом.
Не надейся. В жилье чужом на участке дымном
Меж живущими жизнью чужой проходя телами,
Ты не вспомнишь губ и волос с ароматом дынным -
Вспомнишь запах сгоревших писем и злое пламя.
Не мечтай у чужих дверей умереть в итоге,
Не ищи пятака в отсыревшей золе, как нищий.
Если дом сгорел - поджигай мосты и взрывай дороги.
Никогда не возвращайся на пепелище.
Никогда.
среда, 03 августа 2011
В прошлом году началось активно. В этом продолжилось, ети его мать.
Люди уходят из жизни летом, будто в другое время умирать - не то, чего бы хотелось. Впрочем, кому вообще хотелось бы умирать? Так, чтоб взаправду, а не показушной истерики ради...
Еще одно имя внести в каленарь. Еще один день зачеркнуть. Выдохнуть, услышав в трубке: "Такой-то. Зарезали". Словно гора покатилась - пока не меня. От этого капельку легче.
Только немного стыдно за эту легкость. "Не меня", не тех, кто по-настоящему дорог.
Люди уходят из жизни летом, будто в другое время умирать - не то, чего бы хотелось. Впрочем, кому вообще хотелось бы умирать? Так, чтоб взаправду, а не показушной истерики ради...
Еще одно имя внести в каленарь. Еще один день зачеркнуть. Выдохнуть, услышав в трубке: "Такой-то. Зарезали". Словно гора покатилась - пока не меня. От этого капельку легче.
Только немного стыдно за эту легкость. "Не меня", не тех, кто по-настоящему дорог.
МОНОЛОГ В ТРОЛЛЕЙБУСЕ
Последний троллейбус, наивный кораблик,
Великой гитары попутный привет!
И губы любимые с привкусом яблок,
И просьбы о счастье, которого нет...
Юлий Ким
Замызганый светофор. Троллейбусный поворот.
И стрел дождевых штрихи лежат на стекле местами.
Смотри, вон опять в плаще с мечом за спиной идет
Мальчишка в соседний парк - мы были такими сами.
Не веришь? А мы дрались, свой мир меж миров ища,
Делясь на печально-черных, нейтральных и грязно-белых.
Мы прыгали, как козлы, и трогали край плаща,
И знак этот означал: клинок не коснулся тела.
В руинах лежит земля, что раньше как сад цвела.
Мы - зимние города, чей отдых подобен смерти:
Чтоб ярче других гореть, мы выжгли себя дотла,
Чтоб выше других летать, мы все отреклись от тверди.
Я прежде ходил "ва-банк", и скрещивали умы
Друзья, как клинки, со мной - то по двое, то по трое.
Но в этих ночных боях куда-то исчезло "мы",
А "я" заросло броней до каменного покоя.
И в голосе жильных струн сегодня звучит металл.
Я, кажется, стал сильней, но сделался чьей-то тенью.
Я брандер, что сел на мель. Я меч, что в щите застрял.
Я сила, которой нет разумного примененья.
Бегущие провода - как след за кормой. Мечты.
Прости, я ушел в себя. Когда выходить? Не знаю.
Прости, я успел забыть, что рядом со мной есть ты.
Но я не могу забыть, что раньше была другая.
Последний троллейбус, наивный кораблик,
Великой гитары попутный привет!
И губы любимые с привкусом яблок,
И просьбы о счастье, которого нет...
Юлий Ким
Замызганый светофор. Троллейбусный поворот.
И стрел дождевых штрихи лежат на стекле местами.
Смотри, вон опять в плаще с мечом за спиной идет
Мальчишка в соседний парк - мы были такими сами.
Не веришь? А мы дрались, свой мир меж миров ища,
Делясь на печально-черных, нейтральных и грязно-белых.
Мы прыгали, как козлы, и трогали край плаща,
И знак этот означал: клинок не коснулся тела.
В руинах лежит земля, что раньше как сад цвела.
Мы - зимние города, чей отдых подобен смерти:
Чтоб ярче других гореть, мы выжгли себя дотла,
Чтоб выше других летать, мы все отреклись от тверди.
Я прежде ходил "ва-банк", и скрещивали умы
Друзья, как клинки, со мной - то по двое, то по трое.
Но в этих ночных боях куда-то исчезло "мы",
А "я" заросло броней до каменного покоя.
И в голосе жильных струн сегодня звучит металл.
Я, кажется, стал сильней, но сделался чьей-то тенью.
Я брандер, что сел на мель. Я меч, что в щите застрял.
Я сила, которой нет разумного примененья.
Бегущие провода - как след за кормой. Мечты.
Прости, я ушел в себя. Когда выходить? Не знаю.
Прости, я успел забыть, что рядом со мной есть ты.
Но я не могу забыть, что раньше была другая.
вторник, 02 августа 2011
К вопросу о роли детали в структуре прозы
Кинозал, в котором вы вместе грызли кедрач
И ссыпали к тебе в карман скорлупу орехов.
О деталь, какой позавидовал бы и врач,
Садовод при пенсне, таганрогский выходец Чехов!
Думал выбросить. И велик ли груз - скорлупа!
На троллейбусной остановке имелась урна,
Но потом позабыл, потому что любовь слепа
И беспамятна, выражаясь литературно.
Через долгое время, в кармане пятак ища,
Неизвестно куда и черт-те зачем заехав,
В старой куртке, уже истончившейся до плаща,
Ты наткнешься рукою на горстку бывших орехов.
Так и будешь стоять, неестественно прям и нем,
Отворачиваясь от встречных, глотая слезы...
Что ты скажешь тогда, потешавшийся надо всем,
В том числе и над ролью детали в структуре прозы?
Кинозал, в котором вы вместе грызли кедрач
И ссыпали к тебе в карман скорлупу орехов.
О деталь, какой позавидовал бы и врач,
Садовод при пенсне, таганрогский выходец Чехов!
Думал выбросить. И велик ли груз - скорлупа!
На троллейбусной остановке имелась урна,
Но потом позабыл, потому что любовь слепа
И беспамятна, выражаясь литературно.
Через долгое время, в кармане пятак ища,
Неизвестно куда и черт-те зачем заехав,
В старой куртке, уже истончившейся до плаща,
Ты наткнешься рукою на горстку бывших орехов.
Так и будешь стоять, неестественно прям и нем,
Отворачиваясь от встречных, глотая слезы...
Что ты скажешь тогда, потешавшийся надо всем,
В том числе и над ролью детали в структуре прозы?
«Познакомилась с принцем. Не верится! На земле
не бывает принцев!» — пишет она сестре.
Ей семнадцать — исполнится. В сентябре.
«Я в руках его как птица. Мы во дворе
целовались вчера. Мне кажется, этим ле...»
Там, от кисти до локтя, оставил роман следы.
Принц ушел в июне, бросив ее дары.
Та любовь ей единственной до поры
представлялась. Из холода, из дыры
тянула сестра, берегла ее от беды.
А потом прошла зима и взбесился май.
«Не такой, как прошлый. Таю в его руках!»
И она с ним вместе: на танцах, в полях, в песках.
А сестра: «Хватай!» — «Успеется, на века!»
А принц поиграл и бросил, прости-прощай.
И еще один, набело, с буквицы, от аза:
«Он влюблен в меня, забываю при нем дышать».
А сестра головой качает: дежа, дежа.
Принц ушел, а она растит его малыша.
А сестра говорит: у парня твои глаза.
...Каждый новый роман — морщиной в овал лица.
Дети где-то на танцах, легла на балкон роса.
А сестра умерла, и некому написать,
и она с балкона смотрится в небеса,
и с надеждой шепчет: «У нас в унисон сердца».
А сестре ее с небес хорошо видать.
а сестрица-то разведала, что к чему.
«Прекращай,» — говорит, — «проклятую кутерьму.
Ты нужна нам всем, родная, а не ему,
чтоб любить нелюбленных, брошенных оживлять,
чтобы дать им всем, чего не взять одному.
Ты нужна, приходи, Магдалина, я буду ждать».
не бывает принцев!» — пишет она сестре.
Ей семнадцать — исполнится. В сентябре.
«Я в руках его как птица. Мы во дворе
целовались вчера. Мне кажется, этим ле...»
Там, от кисти до локтя, оставил роман следы.
Принц ушел в июне, бросив ее дары.
Та любовь ей единственной до поры
представлялась. Из холода, из дыры
тянула сестра, берегла ее от беды.
А потом прошла зима и взбесился май.
«Не такой, как прошлый. Таю в его руках!»
И она с ним вместе: на танцах, в полях, в песках.
А сестра: «Хватай!» — «Успеется, на века!»
А принц поиграл и бросил, прости-прощай.
И еще один, набело, с буквицы, от аза:
«Он влюблен в меня, забываю при нем дышать».
А сестра головой качает: дежа, дежа.
Принц ушел, а она растит его малыша.
А сестра говорит: у парня твои глаза.
...Каждый новый роман — морщиной в овал лица.
Дети где-то на танцах, легла на балкон роса.
А сестра умерла, и некому написать,
и она с балкона смотрится в небеса,
и с надеждой шепчет: «У нас в унисон сердца».
А сестре ее с небес хорошо видать.
а сестрица-то разведала, что к чему.
«Прекращай,» — говорит, — «проклятую кутерьму.
Ты нужна нам всем, родная, а не ему,
чтоб любить нелюбленных, брошенных оживлять,
чтобы дать им всем, чего не взять одному.
Ты нужна, приходи, Магдалина, я буду ждать».
Язык изменился. Желая сказать «Прощай»,
Женщина пишет «Пока». А мгновенная наша почта,
Отменившая почерк, скрывает то, что
При печатании у неё подрагивала рука.
Слеза, век назад упавшая бы невзначай
На бумагу, ввиду электронной связи переходит в точку
На экране, пульсирующую слегка.
Инструменты, в конечном итоге, и создают культуру.
Носитель текста влияет на качества языка.
По мере моего превращения из мальчика в старика
Поршневая авторучка перешла в компьютерную клавиатуру.
Получатель сообщения, в башке у которого подобием нечёткого островка
Сохранилась геометрия Лобачевского
(что не так уж существенно), -
Озирает стенку от пола до потолка
И стирает письмо из памяти. Вероятно, сдуру.
Неподвижно стоящие в небе плотные облака
Закрывают удалённую точку, в которую две прямые
Без эмоций сходятся - в постэвклидовом, стерильном мире,
Где жизнь, если она существует, иная наверняка.
Женщина пишет «Пока». А мгновенная наша почта,
Отменившая почерк, скрывает то, что
При печатании у неё подрагивала рука.
Слеза, век назад упавшая бы невзначай
На бумагу, ввиду электронной связи переходит в точку
На экране, пульсирующую слегка.
Инструменты, в конечном итоге, и создают культуру.
Носитель текста влияет на качества языка.
По мере моего превращения из мальчика в старика
Поршневая авторучка перешла в компьютерную клавиатуру.
Получатель сообщения, в башке у которого подобием нечёткого островка
Сохранилась геометрия Лобачевского
(что не так уж существенно), -
Озирает стенку от пола до потолка
И стирает письмо из памяти. Вероятно, сдуру.
Неподвижно стоящие в небе плотные облака
Закрывают удалённую точку, в которую две прямые
Без эмоций сходятся - в постэвклидовом, стерильном мире,
Где жизнь, если она существует, иная наверняка.